Николай Савичев — пример преданности в футболе: 35 лет жизни отдал «Торпедо»! А перед 100-летним юбилеем стал не нужен родному клубу.
«Чемпионат» связался с легендой автозаводцев, чтобы обсудить печальное настоящее и вспомнить славное прошлое.
О чём расскажем:
-
Каким был Эдуард Стрельцов в последние годы жизни -
Сколько получали футболисты в 1980-1990-х и как «Торпедо» обыграло «Манчестер Юнайтед» Фергюсона -
Почему Бышовец разъединил близнецов Савичевых перед «золотой» Олимпиадой-1988 -
Как Николай чуть не стал инвалидом и занимался бизнесом в лихие 1990-е -
Почему Савичева убрали из родного клуба
Каким был Эдуард Стрельцов в последние годы жизни
— 17 августа «Торпедо» отметило вековой юбилей. Что для вас этот клуб?
— Если вкратце, «Торпедо» — родной дом. Я больше 35 лет отдал этому клубу как игрок, тренер и работник на других должностях. Есть большое желание вернуть команду в элиту.
— Кто для вас главные легенды клуба?
— Мы представляли огромный завод ЗИЛ. Особняком стоит Валентин Козьмич Иванов. А на футбольном поле лицом «Торпедо» были Стрельцов, Воронин, Шустиков, тот же Иванов. Эти люди определяли стиль команды. В 1980-1990-е годы мы старались поддерживать заданный уровень.
— А себя с братом Юрием относите к легендам «Торпедо»?
— Вопрос в лоб (смеётся). Конечно, я многое сделал для этого клуба. Были и успехи на международной арене. Могу сказать, что да.
— Каким вы запомнили Стрельцова?
— Наше знакомство произошло то ли в 1982 году, то ли в 1983-м. Мы приехали с командой на базу ещё в качестве дублёров. У нас был хороший городок, там тренировались какие-то ребятишки. Видим: крепкий лысый дедушка развлекает мальчишек 12-13 лет. Он давал им упражнения на координацию и бег спиной. Смотрим — все бегут по прямой, а дедушка развернулся спиной и прибежал первым. Мы переглянулись: «Во какой чудак».
Потом нам сказали, что это был Стрельцов. После тренировки мы с ним познакомились, рассказал нам много интересного. Первое впечатление от общения было: как он может играть в футбол? Стрельцов был таким простым, без всяких звёзд, вспоминал какие-то моменты. Конечно, в дальнейшем мы общались. Он работал в школе, привозил ребят, беседовал с Ивановым. После карьеры Стрельцов воспитывал детишек.
— Дети отдавали себе отчёт, под руководством кого они тренируются?
— Наверное, они его видели в каких-то хрониках. Конечно, дети гордились, что у них такой тренер. Думаю, он очень много дал этим ребятам.
— Правда, что Стрельцов был очень скромным и не мог отказать болельщикам, предлагавшим выпить с ними?
— Было такое. Болельщики его очень любили, а он отдавался на поле эффективными действиями. Особенно в паре с Ивановым. Это был просто замечательный человек.
— Эдуард Анатольевич появлялся на стадионе в последние годы жизни?
— Очень редко, но появлялся. Помню, когда ему не разрешали играть в большой футбол, но он вышел. Представляете, одновременно на стадионе играет «Торпедо», а рядышком, по сути, на песке рубятся заводские команды. Стрельцов вышел за заводскую команду! У этого поля собирались 3-4 тысячи болельщиков — сидели на склоне. Люди приходили посмотреть даже не на основную команду, а на Стрельцова!
— Что было движущей силой «Торпедо», в котором вы играли?
— Торпедовский дух. Валентин Козьмич умел сплотить команду перед каждым турниром. Да, где-то могли уступать в техническом плане ведущим командам вроде киевского «Динамо», «Спартака». Но в плане духа и самоотдачи «Торпедо» выделялось.
Сколько получали футболисты в 1980-1990-х и как «Торпедо» обыграло «Манчестер Юнайтед» Фергюсона
— Были у вас и большие победы — например, над «Манчестер Юнайтед» в Кубке УЕФА — 1992. После таких матчей не звали играть в Европу?
— В те годы мало кого забирали. Насколько помню, одним из первых уехал Шавло. У нас не было такого, что приглашали в зарубежные клубы. По крайней мере, если приглашали, то никого не отпускали. По-моему, выезжать можно было после 25-26 лет (в конце 1980-х в СССР действовал возрастной ценз 28 лет для желающих уехать за границу. — Прим. «Чемпионата»).
— Премиальные хорошие были после таких побед?
— Думаю, не более $ 200. Не было больших премиальных на турнирах, куда нас приглашали — Бельгия, Франция. Но по тем временам всё равно это были хорошие деньги. По-моему, курс был один к четырём — при зарплате в 300 рублей.
«Торпедо» считалось одной из самых богатых команд Москвы, если не самой богатой. Во-первых, каждый год выделялись квартиры. Во-вторых, давали машины — начиная от «Волги» и заканчивая «девяткой». Каждый месяц привозили заграничную аппаратуру — могли покупать. Давали пайки: колбаса, ветчина, сыры, крупы. В плане материального обеспечения команда была на хорошем уровне. Если у «Спартака» премиальные были 40 рублей, то у нас доходило до 200. Завод многое делал для клуба.
— Победа над «Манчестер Юнайтед» — как это было?
— Готовились, как обычно. «Торпедо» хотело показать себя, была отдача на поле, много беготни. Мы всегда считались хорошо подготовленной физически командой. Может, «Манчестер Юнайтед» и расслабился, а мы были настроены играть со звёздами. Хотя на международной арене у нас уже было лицо. Возможно, произошла недооценка соперника. За счёт духа прошли.
— Не обидно было оба матча просидеть в запасе?
— Нет. У меня была микротравма, поэтому решили не рисковать. С другой стороны, это тоже опыт. Я сидел на скамейке и был готов помочь команде. Такова футбольная жизнь. Работаешь, готовишься, но на ровном месте может случиться травма. Не всё от нас зависит.
— «Олд Траффорд» запомнился своей аурой?
— Так сразу и не скажешь. У нас были международные матчи и раньше, когда выходишь на поле в гостях и чувствуешь скованность, особую ответственность — это тоже мешало. Но здесь мы знали, что бояться нечего, потому что уровень соперника всем известен. Тяжелее было играть с равными командами, потому что там действительно надо проявлять мастерство. А иногда мастерства в командной игре и не хватало.
— «Реал» — самый крутой соперник, с которым доводилось играть?
— Да. Если посмотреть историю «Реала», они выигрывали абсолютно всё. Там и иностранцы были хорошие. Даже не знаю, как бы Иванов относился к иностранцам, но тогда в наших командах не было легионеров. А у «Реала» играли одни звёзды. Мы старались, даже забили три мяча. Правда, пропустили пять.
Проиграли тогда на стандартах. Помню, защитник Фернандо Йерро нам забивал. Уже потом Иванов говорил, что нужно больше работать над стандартами. Тогда пошла тенденция на розыгрыши угловых, стандартов. После того матча мы стали уделять этому очень много времени.
Тенденция развития современного футбола такова, что 30% мячей забивается со стандартных положений. Важны умения поставить блок, подать в определённую точку, найти зону, выиграть единоборство. Стало больше математики. Команды, которые совершенствуют этот показатель, добиваются успеха. Именно против Йерро мы впервые столкнулись с тем, как ставят блоки. Идёт подача в определённую точку, для него ставят блок, и он оказывается на чистом мяче. Тогда это было чем-то новым.
— А что скажете об атмосфере на великом «Бернабеу»?
— То же самое — шумят, орут и не слышно подсказа (смеётся). Вроде кому-то крикнул, а там просто не реагируют. Был сильный шумовой эффект. 10 тысяч на стадионе и 60 тысяч — совершенно разные ситуации. Ещё и коленки дрожат, думаешь про себя: «Не дай бог ошибусь».
— Большего всего матчей вы сыграли против «Спартака», но разу им не забивали. Неудобный соперник?
— У меня брат много забивал «Спартаку» (смеётся).
— Решили Юрию отдать «Спартак»?
— Да, чтобы самому не обижать.
— Иванов — тренер №1 в вашей карьере?
— Да.
— Правда, что он был очень суров?
— Он был требовательным на футбольном поле. Выходишь — работай, доказывай, конкурируй. В тренировочном процессе у нас иногда доходило даже до драк между футболистами. Не знаю, может, Валентин Козьмич от этого получал кайф, но, когда видел, что в «квадратах» летят искры, Иванов не останавливал. Почти каждую тренировку обязательно случалась какая-то драка. Потом Валентин Козьмич всё это сглаживал.
А вне поля он мог спокойно на базе подозвать к себе, что-то рассказать, посмеяться. Все знали, что если Иванов тебя выпускает на поле, то доверяет тебе место. И не дай бог ты его подведёшь. У него было особое чутьё. Мы с братом начинали крайними полузащитниками, а он в Юрке увидел данные форварда. С ним мы перешли на 4-4-2 — пошли моменты и голы. Всё это благодаря тренерскому чутью.
— Как Иванов мог наказать?
— Если Валентин Козьмич не кричит на тебя тренировке и не ругается, значит, ты закончился как футболист. А если предъявляет претензии, ругает — он в тебя верит. Это означало, что он видит — человек может играть сильнее.
— В сегодняшнем футболе методы Иванова работали бы?
— Сейчас много иностранцев. Не знаю, как они к такому отнесутся. Но в тренерской работе кого-то точно нужно подстегнуть, направить, может, разозлить. Иногда бывает так, что футболист, будучи злым на себя и на тренера, проявляет на поле необходимые футбольные эмоции. Если постоянно гладить футболистов по головке, они просто будут ходить пешком и восхищаться собой. Наверное, кнут и пряник — это всегда помощь игроку. Только надо определиться в пропорциях.
— Среди ваших бывших одноклубников судьба Юрия Тишкова самая трагичная?
— Наверное, да. Он был перспективным футболистом. Я его хорошо знаю, у него было большое будущее после футбола в качестве агента. Парень образованный, начинал тренером работать уже после карьеры. К сожалению, произошла такая ситуация. Он был хорошим футболистом. Может, совершил ошибку, перейдя в «Динамо».
Когда нас в своё время Бышовец звал в «Динамо», мы с Юркой отказались. Это было ещё до Олимпиады-1988. Конечно, удерживали машинами и так далее, Валентин Козьмич проявил инициативу. Но того же Диму Харина не удалось удержать. Но сам Дима рассказывал, что, если бы не перешёл, его могли бы не взять на Олимпиаду. Мы остались, нас уговорили.
Бышовец часто этим пользовался, когда перед Олимпиадой тренировал «Динамо». Говорил: «На носу Олимпиада. Давайте переходите». Он вытягивал особенно молодых и перспективных, но кроме футболистов ЦСКА.
— Почему?
— ЦСКА тоже охотился. После матча с «Металлистом» нас с Юркой увезли прямо с поля.
— Как это?
— Подъехала «Волга» на беговую дорожку у футбольного поля, усадили туда и увезли. А там нас уже ждали. Пришлось пересидеть у сестры две недели, пока не перевели в военкомат на Заводской. Там были свои нюансы.
У нас так забрали Витьку Круглова. Спускался с трапа самолёта — встречают: «Здравствуйте! Вот повестка». И забрали в ЦСКА.
— Как решался ваш вопрос с армейским клубом?
— Как и сказал, нас перевели из Октябрьского военкомата в военкомат на Заводской. Видимо, там была какая-то бронь, потому что потом нас уже не дёргали. «Торпедо» решило вопрос на уровне директора завода. Свой долг родине мы отдали только на футбольном поле (смеётся).
— Не задумывались, что, согласись на предложение Бышовца из «Динамо», точно поехали бы на «золотую» Олимпиаду?
— Мы как-то решали вопрос вместе с Юркой. Филатов говорил: «Будете играть, забивать, выступать на ведущих ролях — дверь открыта». Конечно, беседы были и с директором завода. Мы не были обижены. Перед каждой игрой на базу приезжало руководство завода.
Почему Бышовец разъединил близнецов Савичевых перед «золотой» Олимпиадой-1988
— Все ваши три матча за главную сборную СССР уместились в одну неделю. Не вписались в модель Лобановского?
— Тяжело сказать. Там были и свои сильные игроки из киевского «Динамо». В какой-то момент вообще почти вся сборная была с Украины. Понятно, что у них там была другая фармацевтика. Иногда играешь с Киевом, смотришь — все в пене бегают. Они так носились, что было понятно: что-то употребляли. Потом врач подтвердил, что действительно что-то было. В этом плане они уже были продвинуты, поэтому носились три тайма.
— Так или иначе, вы поработали с Лобановским. В чём было его величие?
— Человек слова, очень требовательный. К каждому игровому эпизоду относился серьёзно. Со мной был один случай на тренировке. Тренировали быструю ответную атаку, и я должен был подавать с фланга в штрафную. Раз делаю подачу, попадаю в определённую точку, Лобановский говорит: «Нет, не так. Ещё раз делаем». Задача была одна — пройти по флангу и попасть в определённую точку. Второй раз делаю — не то, третий — опять не то.
Потом он говорит: «Николай, я не могу понять одного — зачем ты поднимаешь голову?» Я удивился: «А как же мне бить-то?» Ответ: «Ты должен с опущенной головой направить мяч в нужную точку. Не высматривай, куда будешь бить. Как только ты поднимаешь голову, соперник сразу ориентируется. С опущенной головой ты на ходу». Нужно всё делать быстро и так, чтобы соперник не ожидал. Было много таких игровых эпизодов. Он мог остановить тренировку и спросить: «Зачем ты так делаешь?» У него получалось переносить наигранное на тренировках в матчи.
— Валерия Васильевича многие боялись. А вы?
— Я тоже (смеётся). Пройдя все ступени обучения на тренера, понял, что все работают по его методике. Тотальный футбол, все в обороне и все в атаке — это Лобановский. На его работах учились. У него действительно был быстрый футбол — он прививал это на тренировках в сборной. Я считаю, что Бышовец у него что-то взял. Почувствовал это, попав к Лобановскому.
— Почему всё-таки Игры в Сеуле прошли мимо вас?
— Я расскажу предысторию. Вы, наверное, не знаете, что перед Олимпиадой-1988 был похожий турнир в том же Сеуле, в 10-х числах июня. Туда поехала олимпийская сборная, но не та олимпийская сборная.
— В смысле?
— Может, это был какой-то непонятный финт. В Сеул отправились все олимпийские сборные, 16 команд. А у нас поехал состав, где было много новых ребят. Владимир Максимович Сальков был за главного, я — капитан. А основная олимпийская сборная, в составе всего 15 человек, в это время проходила сбор в Сухуме.
— И вы в таком статусе не попали в итоге на Олимпиаду?
— Да. Хорошо запомнил, что это было в июне, потому что у меня 14-го числа родилась дочка, когда я был в Сеуле. На предолимпийский турнир приехало много команд, в том числе Чехословакия основной командой. Они нас обыграли в финале со счётом 2:1. Из нашей команды на Олимпиаду попало человек пять.
Мы сыграли удачно, но, к сожалению, получилось вот так. Помню статью, которую потом написал Бышовец: «Если бы была возможность взять на Олимпиаду 23 игрока, я бы взял Савичева Николая». Тогда звучало много претензий: «Как можно взять и разбить близнецов? Надо было брать». Но таково решение.
— Что чувствовали, узнав, что не едете?
— Обиду. Потом подумал, что всё впереди. Было-то всего 22-23 года. Конечно, Валентин Козьмич тоже помогал. Было тяжело, что разделили братьев — один поехал на Олимпиаду, а второй — здесь, на сборах.
— На Бышовца тоже обижались?
— Вообще-то да. Сколько лет прошло, мы общались и после Олимпиады — он всё время сглаживал эту ситуацию.
— Как переживали эту историю с братом?
— Я просто был рад, что он поехал и за меня, и за себя. Тем более Юрка забил самый важный гол. Помню, Козьмич говорил: «Я же тебе говорил — пока не будет в сборной двух или трёх торпедовцев, сборная ничего не выиграет». Козьмич оказался прав.
— Юрий тоже тяжело переживал эту историю?
— Да. Мы же даже мыслили одинаково — вот что значит близнецы! Чем отличаются близнецы от обычных братьев? Я не говорю, что у нас один мозг. Но когда кому-то из нас приходила в голову мысль, которая вообще не должна была прийти, всегда думали одинаково и было взаимопонимание.
— Морально тяжело было следить за той Олимпиадой?
— Нет. Я переживал за брата. Конечно, на Бышовца был зол. Но у меня там играло много друзей. Мы сначала познакомились как соперники на футбольном поле, а потом стали единым целым с целью попасть на Олимпиаду. Это и Бородюк, с которым до сих пор общаемся, и Лосев, и Харин.
— «Юра, забивай, я тебя умоляю!» — где вас застал этот культовый крик Маслаченко?
— На базе. Мы смотрели финал всей командой.
— На радостях ничего не разбили?
— Нет (смеётся). Мы все просто радовались, особенно Козьмич, что теперь он не один в олимпийской семье. Но Козьмич всё равно оставался требовательным, особенно когда Юрка приезжал: «Ну тебя не узнать! Ты вообще никакой! Не знаю, как ты там у Бышовца играл, но у меня бы ты не играл». Но всё в шутку.
— Как отмечали ту победу?
— Особо никак. Брат приехал, мы просто встретились, поздравили. Почти сразу у нас пошли игры. Конечно, обсуждали всё до мелочей, но футбольная жизнь продолжалась.
— Как реагировали, когда у брата появился вариант отъезда в Грецию?
— Нормально. Команда его проводила. А что такого? Команда дала добро на выезд. Тем более Юрка поехал не один — там были Литовченко и Протасов. Благодаря Юрке я поиграл ещё три-четыре года, потому что делал тяжёлую операцию на коленном суставе в Греции.
— Тяжело было расставаться с братом?
— Ну конечно.
Как Николай чуть не стал инвалидом и занимался бизнесом в лихие 1990-е
— Неужели у вас не было желания и вариантов попробовать себя за рубежом?
— Потом уже были приглашения. Я ездил в Израиль, в «Маккаби». На сборах подошёл, но на обследовании сказали: «Мы готовы сделать операцию в Израиле, и он останется здесь». В «Торпедо» ответили отказом, сказали, что операцию будут делать в Москве. Однако меня такой вариант не устраивал. В Израиле сказали, что это сложная операция, из-за которой даже, возможно, придётся закончить с футболом. Всё-таки там связки, кость об кость — целый букет. Вернувшись в Москву, сказал, что буду оперироваться у брата в Греции. За счёт «Олимпиакоса» мне всё сделали.
— Удивительно, что ваше лечение в Греции оплачивал брат. Почему не «Торпедо»?
— Не знаю. Я сам отказался оперироваться в Москве. У меня же до этого была операция в ЦИТО — сделали как-то неудачно.
Кстати, когда я лежал в палате ЦИТО, ко мне привезли кого-то высоченного. Я не мог понять, кто это. А когда стали кровать ломать, понял: Сабонис! Он же ростом 2,20 — не помещался. Я с ним лежал в одной палате. Когда меня привезли с операции в палату, он говорит: «Ох, нет! Я поехал в Литву! Делать здесь не буду». Увидел моё раскуроченное колено. Там ещё говорили: «Топором операцию делали?» На следующий день Сабонис уехал.
— А что за история была в конце 1993 года, когда вам в Швеции сказали, что ещё одно повреждение может привести к ампутации ноги?
— Конечно, не к ампутации ноги. Я поехал в шведский клуб, сыграл две игры, забил мяч. Всё было готово, мне предложили хороший контракт, но всё опять упёрлось в медицинскую комиссию. Сказали: «Да, колено пока держит после того, что делали в «Олимпиакосе». Но мы не пойдём на риск. После аналогичной травмы будет как минимум палочка».
Вернувшись из Швеции, в 29 лет я сказал, что вообще заканчиваю с футболом. Футбол — всего лишь игра, а впереди целая жизнь, дети. В этот момент у меня как раз родился сын. Я решил уйти из футбола, хотя меня уговаривали: «Давай там проведём обследование, давай там». Я отвечал, что в Швеции мне уже всё сказали.
— Каково в 29 лет услышать, что грозит «палочка»?
— Кошмар. Но кто-то заканчивает раньше, кто-то позже, кто-то вообще не начинает играть на высоком уровне. Я поиграл на хорошем уровне, а портить своё имя, играя на уровне КФК или Второй лиги, — это не то. Если играть, то только наверху.
Поговорил с семьёй. Супруга поддержала, как раз сын родился. Где-то через полтора года я принял предложение и 10 лет работал детским тренером в «Торпедо». Есть свои воспитанники — те же Игнашевич и Маевский, который потом ушёл в мини-футбол. Пришлось посвятить себя другой деятельности, но я всё равно в футболе.
— Не испытывали душевных терзаний, завершая карьеру?
— Конечно, с балкона я прыгать не собирался (смеётся). Жизнь не заканчивается. Просто наступил новый этап. Я принял это и постарался сделать себе имя в тренерстве.
— Читал, что после карьеры вы занялись бизнесом. Что за бизнес?
— Был такой бизнес, чтобы чем-то заняться. В школу тренером пока не брали, не было предложений. У нас с Юркой был друг по кличке Тойота. Они купили станок для изготовления гвоздей. Я пришёл к этому другу и помогал. Год, наверное, мы штамповали гвозди в середине 1990-х.
— Каково было заниматься бизнесом в 1990-х?
— Тяжело. Но я имел представление, как общаться с бывшими спортсменами, хоть они и входили уже в другие структуры. Приходилось как-то крутиться, «крыша» своя тоже была. Но я был бывшим футболистом, многие знали, что легальный бизнес, и особо не били по карману. К нам и торпедовцы приезжали. Один наш вратарь входил в бауманскую бригаду. Приезжали за гвоздями. Было такое время.
— К вам ведь и Валентин Козьмич обращался?
— Было и такое. Тойота работал с командой, встречал и провожал судей. А фирма называлась «777». Видимо, одна из семёрок была в честь моего брата — Юрка играл под этим номером. А Тойота был любителем закинуть за воротник и «три семёрки под коньяк» (смеётся). У него была такая работа — встречать и провожать судей, организовывать стол. Плюс помогал продавать машины. Тогда легко могли кинуть, но он был вхож в автомобильный бизнес.
— В тренерство Иванов вас направил?
— Думаю, да. Он посоветовал. Директором школы работал Кузьмин, который раньше был селекционером у Козьмича. При нём я взял возраст и 10 лет работал в торпедовской школе. Меня затянуло, было интересно работать с ребятами, хотел вложить что-то своё.
— Почему вы практически не работали главным тренером? Не было амбиций?
— Тяжело сказать. Я больше хороший исполнитель тех задач, которые передо мной ставятся. Здесь же нужно другое — общаться с руководителями, где-то уступать. Такова тренерская доля.
Но у меня есть лицензия PRO. Когда у Игнашевича её не было, я на бумаге был главным тренером, проводил пресс-конференции вместо Серёги в «Торпедо». Потом помогал Бородюку, когда команда вышла в РПЛ в 2014 году. Нужно было усиливать команду, чтобы играть на уровне, а не быть лифтом — поднялся-упал. Александр Генрихович тогда сделал всё возможное, подготовил список кандидатов, но наши условия не выполнили. Генрихович психанул и сказал, чтобы сами занимались. Он уговорил меня остаться исполняющим обязанности, потому что являюсь торпедовцем. В итоге взяли и вылетели.
— Вы дважды с Бородюком выводили «Торпедо» в РПЛ, но оба раза он уходил из клуба. Почему так?
— Самому интересно. Но первый раз понятно — решение самого Генриховича, потому что нельзя так работать. Он знает свой уровень, знает, как добиться цели. Это хороший тренер, ребята к нему тянулись. Он создавал прекрасную атмосферу в команде, и с ним в плане самоотдачи мы никому не уступали. Это мотиватор и авторитет.
Второй раз селекция тоже была провалена, но Генрихович решил остаться, потому что прошли сборы и можно было что-то слепить. Конечно, не совсем получилось. Может, была ошибка в психологии. Я считаю, что даже второй раз команда была не подготовлена. Навязывали нам игроков, которые не соответствуют уровню. Генрихович вообще там не общался. Он всё отдал и сказал: «Моё дело — поле, тренировочный процесс и раздевалка. Что касается покупок и так далее — как хотите, но надо брать игроков, которые сильнее наших».
Если мы берём иностранцев, то они должны быть сильнее наших. А мы брали легионеров, которые просиживали. Под этим давлением пошли психоз в команде и вещи, которые мешали футболу.
— Ваш брат Юрий зарабатывает ремонтом медицинского оборудования в Германии. Вы могли для себя представить что-то подобное?
— Я и представить не мог, что брат этим займётся (смеётся). Всё-таки олимпийский чемпион, огромный опыт. Он пытался тренировать, но там была какая-то лагерная история. То есть всех собирают в какие-то лагеря, выезжают в Нидерланды. Он поработал несколько лет на этом уровне в качестве тренера, но бросил. Говорит, даже немцам, оставившим след в истории, тяжело устроиться в профессиональном футболе.
Брата звали несколько раз в России. Помню, какой-то немец зашёл в Раменское. Они интересовались, сможет ли брат помочь преодолеть языковой барьер и поработать в России. Юрка отказался.
— У вас после карьеры не было желания перебраться в Европу поближе к брату?
— Нет. Я так не думал. Это же решение брата — надо жить и зарабатывать. Он решил, что есть такая возможность в Германии. Человек организовал фирму по ремонту медицинского оборудования и позвал его. Теперь они вместе при деле.
Почему Савичева убрали из родного клуба
— Хотя бы символически отметили вековой юбилей «Торпедо»?
— Нет. По стечению обстоятельств перед юбилеем прошло сокращение. Я попал под него. Неприятно, конечно, но у меня есть большое желание вернуться. Обещают, что всё поправимо, якобы произошло какое-то недоразумение.
— Обидно?
— Конечно, обидно. Изначально планировался выход команды в РПЛ к 100-летию клуба — это было бы мощным праздником и дало бы импульс надолго. Не получилось. Многих ветеранов не пригласили — это на их совести. Пусть главный праздник будет через год или два — тогда отметим 100-летие как следует.
— Как вам объяснили увольнение?
— Президент попал в больницу, а мне сообщили в отделе кадров, что на меня пришло распоряжение. Конечно, я позвонил президенту. Он сказал, что сам не в курсе происходящего и это решение акционеров. Президент должен выполнять распоряжение. Я не хотел шумихи в прессе, потому что болельщики не очень хорошо к этому отнеслись бы. Но когда знаешь, что можешь вернуться, это совсем разные вещи. Надеюсь, дверь осталась приоткрытой.
— Верите, что ещё вернётесь?
— Верю. Я хочу помочь родному дому в любом качестве. Когда тебя выгоняют из родного дома, это не умещается в голове. Понятно, что у них есть свой тренерский штаб, и я туда не стремлюсь. Я просто хочу вернуться в клуб и сделать что-нибудь полезное. Президент клуба об этом знает, мы общались. Это не его решение, с Волнушкиным мы на связи. По крайней мере, есть ощущение, что меня там ждут. И я этого очень хочу.
Источник: www.championat.com
