Хореограф Елизавета Навиславская уже не первый олимпийский цикл плотно работает в фигурном катании. Начав свой путь с сотрудничества с Елизаветой Туктамышевой, она очень глубоко погрузилась в работу с фигуристами. В этом году в спортивную жизнь Елизаветы Евгеньевны вошли и танцы на льду – а в них свободы для пластики гораздо больше, чем в одиночных видах. Мы поговорили с хореографом о работе с группой Анжелики Крыловой – её руку можно увидеть в постановках «Таис» Елизаветы Пасечник и Дарио Чиризано и «Кармен» Анны Коломенской и Артёма Фролова.

Побеседовали и о родной группе хореографа, об учениках Алексея Мишина – как дорабатывали «Кармен» Софьи Муравьёвой и как происходила смена программ у Глеба Лутфуллина прямо перед сезоном, что интересного в новой постановке Агаты Петровой… И даже оставили небольшую интригу для всех тех, кто ждёт возвращения на старты Евгения Семененко.

«Музыка из «Таис» нравится Дарио с Лизой, они в ней купаются»

– В это межсезонье вы начали работать не только с группой Алексея Мишина, но и с танцевальными парами Анжелики Крыловой. Кому пришла идея такого сотрудничества?
– Анжелике Алексеевне, она в конце весны написала, что видела мою работу и подумала, что, может быть, мне будет интересно посотрудничать с танцами. Я поговорила с Алексеем Николаевичем, он дал благословение (улыбается). Они хорошо общаются, все были не против. К группе танцоров я в первый раз приехала ещё летом, поработала со взрослыми парами и с двумя дуэтами юниоров. Второй раз к ребятам в Москву съездила уже осенью, планируем третий выезд.

– Следите ли вы за работой танцоров на расстоянии?
– С утра сегодня ребятам давала обратную связь, прислали прокаты и фото. Искали дополнительные поддержки Ане Коломенской и Артёму Фролову. Мне это очень любопытно, потому что в танцах на льду раздолья больше, чем в одиночном катании. Есть одна родная группа, теперь появилась вторая родная группа (улыбается).

– Как шла ваша работа над произвольной программой Елизаветы Пасечник и Дарио Чиризано?
– Когда я приехала в начале лета, уже был скелет программ, у Лизы с Дарио было многое сделано. Я предлагала переходы, позы, руки, начальную и финальную позы, все эти переплетушки-заплетушки… Анжелика Алексеевна просила, чтобы я больше работала над взаимодействием, выразительностью, пониманием Лизой и Дарио того, что они катают, что происходит на льду. Как и здесь, в Петербурге, это что-то между хореографией и актёрским мастерством.

– Видели ли вы выступление Лизы и Дарио на контрольных прокатах в Петербурге?
– Это был очень хороший прокат. Главное, что мне понравилось – они очень отличаются от самих себя в ритм-танце. Сейчас стала следить за танцами больше, с точки зрения выразительности часто возникает проблема, что пары иногда сносит в ту подачу, к которой они привыкли в ритм-танце. Здесь музыка вообще про другое, она оперная, у неё сложный сюжет, сложные взаимоотношения внутри. Это не «Кармен», где всё понятно, это «Таис», которую мало кто знает. Рада, что ребята на неё решились, что эта музыка нравится Дарио с Лизой. Они в ней купаются.

Всегда есть то, что можно подправить, но ребята проехали на высокой скорости с хорошим взаимодействием, не отдельно друг от друга, как иногда бывает, я замечаю. Тот внутренний сюжетный переход от одной части к другой тоже удалось передать: сначала Лиза пытается обольстить Дарио, а во второй части программы он влюбляется в неё, в то время как Лиза обращается к истинной вере и становится «невестой бога».

– С Анной Коломенской и Артёмом Фроловым работа шла в похожем ключе?
– У Ани с Тёмой было так: есть классная музыка, на них это ложится, у них есть кусочки программы. Была задача: «Лиза, поставь начало». Работали над началом, над растанцовками, экспериментировали с ребятами, искали что-то новое, и многое осталось в программе. Очень надеюсь, что эта программа выстрелит.

«Если что-то где-то меняется, Соня Муравьева отмечает: «Нас будет Бенуа ругать»

– В пользу «Кармен» в этом сезоне сделала выбор и Софья Муравьёва, которая не так давно тренируется в группе Алексея Николаевича. Как складывалось ваше сотрудничество?
– В первый раз в зале мы встретились в середине лета на сборах в Минске. Когда мне сказали, что Соня катает Кармен, я смутилась. Но Соня эмоционально осилила этот материал, смогла в итоге в собственной интерпретации достаточно реализовать Кармен. Для меня она убедительна, это очень здорово.

Соня, наверное, поначалу была немножко в шоке от меня (смеётся). Когда давно работаешь с группой, уже не стесняешься на первом занятии, начинаешь требовать с человека что-то – и когда я начала предлагать «тут наклони, тут улыбнись, тут ты маньяк, тут глазками стрельни», она немного удивлялась мне. Но, в принципе, мы наладили хороший контакт – то, что я её прошу, она по большей части делает.

Начало в «Кармен» – та игра глазами, которую мы с ней придумали, нюансы в растанцовках, в заходах на прыжки, погружение в образ – над этим мы работали в короткой программе.

– На контрольных прокатах Соня как раз отметила, что одно из характерных движений перед последним прыжковым элементом придумали вы – получается, велась комплексная работа уже после работы Сони с Ильёй Авербухом.
– Всё время приходиться работать где-то между (улыбается). Чтобы образ был максимально выразительный, приходится что-то доделывать в хореографии. Если этого не требуется – то в хореографию не лезу, всё всегда зависит от конкретной задачи, которую поставил тренер.

– Произвольную программу Соне поставил Бенуа Ришо, который известен тем, что очень внимательно следит, чтобы его постановки сохранялись в первозданном виде. Как в таком случае происходит работа над программой?
– Всё зависит от того, кто эту программу катает. В одном случае, даже в нашей группе, что-то нещадно меняется без оглядки на Бенуа, а в случае с Соней – она сама старается всё максимально сохранить. Если что-то где-то меняется, она отмечает: «Нас будет Бенуа ругать» (улыбается).

Европейские постановки очень отличаются от наших, это сразу заметно, потому что они сделаны с помощью других выразительных средств. Это больше философская, обобщённая история, не конкретный образ и события, а что-то из серии «здесь я ощущаю себя так, а здесь – по-другому». Если в «Кармен» Соня позволяет себе яркую выразительность, иногда даже выход на прямой взгляд и что-то очень конкретное, то здесь – более отстранённое существование, постановка «в себе». У Сони есть несколько вариантов внутреннего либретто, в том числе вариант, который придумала она, как она прочувствовала задумку Бенуа. Мы не меняем ничего в пластике, это вопрос наполнения, вопрос того, чтобы она чувствовала эту программу, чтобы в ней было содержание.

Может быть, на контрасте с «Кармен» кажется, что эта постановка не такая выразительная, а на самом деле она просто эстетически другая. Это всё равно что повесить рядом работы Рембрандта и Моне – и сказать, что кто-то из них плохо рисует, а кто-то – хорошо.

– По первым месяцам Сони в новом тренерском коллективе кажется, что с психологической точки зрения переход пошёл на пользу.
– Единственное, что могу сказать – тренерский штаб делает всё, чтобы у неё всё получилось. С ней очень много занимаются, уделяют ей время, все хотят, чтобы она расцвела на льду и показала всё то, что она может и умеет. Она очень интересная и своеобразная фигуристка.

«Крёстный отец» Лутфуллина? Глебу идёт это, он элегантен в движениях, во внешнем виде и в катании»

Глеб Лутфуллин незадолго до открытых прокатов сборной России сменил короткую программу. Как это произошло?
– Глеб захотел уйти от Есенина. Не очень вдаваясь в подробности, он сказал, что сейчас в его жизни такие обстоятельства, что ему бы хотелось поменять короткую программу. Его Есенин был полностью разобран и готов, были варианты прокатов очень выразительных. А потом я уехала на неделю, возвращаюсь – и тут другая короткая программа.

Он просто так почувствовал. В новой короткой программе пока есть только идея, ещё не всё найдено, как это выразительно подать, чтобы всё точно читалось, но мы над этим работаем. Есть то, что я предложила ему в качестве внутренней мысли, есть то, что закладывал в программу хореограф, а есть то, что на выходе может ощутить сам Глеб. Всё в процессе формирования, программа только в процессе накатывания.

– А переделать показательный номер в короткую программу – это была тоже идея Глеба?
– Глебу нравился Есенин, он очень зажигался от него. Сначала он предложил тему на показательный номер, затем её переделали в программу на Байкал и потом пошли с ней в сезон. Доделали, докрутили, но не сложилось. Зато турнир на Байкале Глеб с этой постановкой выиграл (улыбается).

– В произвольной программе у Глеба «Крестный отец» – этакий «переходящий флаг» для группы Алексея Николаевича. Как, на ваш взгляд, сделать такую часто используемую историю небанальной?
– Есть программы, над которыми я активно работаю, а есть программы, которых надо лишь немного поправить. В «Крёстного отца» я почти не вмешивалась, потому что Глеб делал его с другим хореографом, Николаем Морошкиным. Подсказывала что-то по части позировки, по финальной позе.

Мне кажется, на протяжении всего тренерского пути Алексея Николаевича Мишина это, наверное, очень правильная история, потому что он во многом крёстный отец. То, что эта музыка переходит от спортсмена к спортсмену, то, что она проверена и на каждом приходится по-своему впору – это интересная находка. У Глеба есть какие-то движения, которые я предлагала убрать, а он это отстаивает вместе с хореографом. У него есть интерес к этой постановке, ему нравится это катать, нравится костюм. Глебу идёт это, он элегантен в движениях, во внешнем виде и в катании.

«Премьеры новых программ Семененко – могу только пообещать, что это будет разрыв»

– Если говорить про юниоров, у Романа Хамзина в этом сезоне произвольная программа поставлена на тему фильма «Гладиатор». Эта программа ему пока на вырост или всё совпало?
– Пока пальто чуть-чуть велико (улыбается). Если говорить про нутро, то это попадание, если говорить про физику – то тут была немного другая задача. Он вырос, были сложности, сейчас его задача – хорошо, грамотно кататься. Программы пока выглядят не такими, какими я хотела бы их видеть, но он делает то, что сейчас может сделать. Всегда есть куда расти.

Герман Ленков в этом сезоне выступает с достаточно сложной драматической произвольной программой, она получилась очень взрослой. Вы прикасались к этой постановке?
– Так получилось, что Гера много времени провёл со мной в зале, почти два месяца мы работали над его программами, короткая и произвольная программы полностью разобраны, многое переделано в пластике, но оставлены идея и все основные моменты.

Гера сейчас бальзам мне на душу (улыбается). Он вырос, значительно вырос. Мы с ним говорили: «Внутри достаточно серьёзная тема, давай сделаем её по-настоящему». По произвольной у нас с ним была отдельная лекция про то, что такое холокост, что такое Освенцим, что такое геноцид, как всё это было. Надо сказать, что он ответственно, честно и прилично всё исполняет.

– Как в этом году удалось поработать с Агатой Петровой?
– Обе её программы тоже разобраны, особенно короткая – всё, что наворочено руками, мы с ней ваяли. Если она выкатает эту постановку так, как должно быть, это будет очень интересная программа. Очень наглая, очень дерзкая, все руки сделаны в стиле вог.

То, что она будет катать сейчас в произвольной программе – это новый вариант, тоже внутренняя философская история, поскольку постановщик – Адам Соля, он из Европы. Для того чтобы программа была читаема, мы придумали историю про внутреннюю свободу, про освобождение и стремление к независимости, но всё это передаётся не так дерзко, как в короткой программе.

– Как сейчас дела у Жени Семененко? Публика пока не видела его программы на новый сезон.
– Он был сегодня на льду, был со мной в зале, он восстанавливается. Мы надеемся, что всё будет хорошо. Премьеры новых программ – могу только пообещать, что это будет разрыв (улыбается).